Преодолеть сопротивление материалов. О.: Это ваш кадровый опыт? Финансовыми проблемами угрозы не исчерпываются

23/12/2015

Александр Кулешов

Общее собрание учредителей Сколковского института науки и технологий одобрило рекомендацию Попечительского совета института о назначении Александра Кулешова новым ректором Сколтеха.

Сегодня общее собрание учредителей Сколтеха одобрило рекомендацию попечительского совета института о назначении новым Президентом Института Академика РАН, Директора Института проблем передачи информации им. А.А. Харкевича Александра Кулешова. Он сменит на этом посту профессора Массачусетского технологического института Эдварда Фрэнсиса Кроули, который является президентом Сколтеха с момента основания Института в 2011 году. Об уходе Кроули с этого поста в 2016 году было объявлено в сентябре этого года. Попечительским советом был сформирован комитет по поиску преемника Кроули, который и предложил Совету Института рекомендовать на утверждение учредителям кандидатуру Кулешова.
Накануне общего собрания учредителей Председатель Правительства РФ Дмитрий Медведев принял Александра Кулешова и обсудил с ним дальнейшие перспективы и планы развития Сколтеха.

Председатель попечительского Совета Сколтеха Аркадий Дворкович высоко оценил работу Кроули на посту ректора. В своем обращении к сообществу Сколково он отметил, что «Под руководством Кроули Сколтех вырос и стал хорошим молодым университетом, достиг показателей, сопоставимых с достижениями ведущих мировых вузов…Эдвард привнес в Сколтех свой многолетний успешный опыт создания и развития образовательных и инновационных проектов». По окончании своей работы в Сколтехе Эдвард Кроули продолжит принимать участие в его развитии на позиции почетного Президента-основателя Института.

Эдвард Кроули

Ректор Кроули приветствовал назначение Кулешова своим преемником. «Александр Кулешов является одним из ведущих мировых ученых, имеет высочайшую профессиональную репутацию и уважение коллег. Вот уже в течение 4 лет Александр является членом Попечительского Совета Института и, как никто другой, понимает и разделяет приоритеты в развитии Сколтеха», – отметил Кроули.

Александр Кулешов - специалист в области информационных технологий и математического моделирования. В 2006 году А. П. Кулешов избран директором Института проблем передачи информации им. А. А. Харкевича (ИППИ) РАН. Председатель ученого совета ИППИ РАН, председатель докторского диссертационного совета при ИППИ РАН, заведует базовой кафедрой передачи и обработки информации Московского физико-технического института в ИППИ РАН. Автор и соавтор 54 научных работ, в том числе 4 монографий. Александр Кулешов – член международного издательского совета журнала «Проблемы теории и практики управления», член координационного совета по инновационной деятельности и вопросам интеллектуальной собственности РАН.

​Тюмень посетил ректор Сколковского института науки и технологий академик РАН Александр Кулешов.

Российский ученый-математик, доктор технических наук, специалист в области информационных технологий и математического моделирования, академик РАН, ректор Сколковского института науки и технологий Александр Кулешов довольно долго жил и работал за границей, в Европе. А потом по приглашению нынешнего президента РАН Владимира Фортова вернулся в Россию и возглавил Сколковский институт науки и технологий.

На минувшей неделе в рамках XXV "Губернаторских чтений" он выступил в Тюменской областной научной библиотеке им. Д. И. Менделеева с лекцией о развитии инженерного образования и формировании современной инженерной культуры в России.

Уже не первый год мы стремимся вдохнуть новую жизнь в одну из исторических традиций Тюмени, сложившуюся в годы интенсивного освоения природных ресурсов Западной Сибири. Тюмень стала тогда центром уникальных инженерных компетенций, интеллектуальных сил в самых разных сферах прикладной науки и политехнического образования. К сожалению, на рубеже прошлого и нынешнего веков наша мировая слава несколько увяла. Но мы твердо намерены ее возродить. Имею в виду не только собственные интересы, но и основной национальный интерес, состоящий в выходе нашей страны на передовые рубежи исследований, разработок и инноваций. Только так Россия может стать конкурентоспособной в жестком современном мире. Тюмень не может оставаться в стороне от этого процесса. И мы неслучайно пригласили к участию в "Губернаторских чтениях" человека, который, наверное, лучше всех в современной России знает, что такое инженерное образование в XXI веке и как привить его основные элементы к российской действительности, - так представил Александра Кулешова участникам чтений губернатор Владимир Якушев.

История инженерии полна взлетов и падений. Змиевы валы, Китайская стена, египетские пирамиды, Московский Кремль, ткацкий станок, пароход, автомат Калашникова, космическая ракета - это все продукты инженерной мысли. Кулибин, Леонардо да Винчи, Сикорский, Зворыкин, Лобачевский, Винер - величайшие инженеры, физики и математики, чей талант двигал науку вперед. А вместе с ней и научно-технический прогресс. Благополучие стран сегодня во многом зависит от креативных решений в самых разных отраслях и сферах. Зачастую эти решения лежат в физико-математической плоскости. Воспитывать новые поколения инженеров, программистов, математиков, физиков - насущная проблема и задача. Особенно в России.

По словам Александра Кулешова, в новом технологическом укладе профессия инженера оказалась практически невостребованной. В стране немало университетов, славных своими традициями инженерной культуры. Их выпускники со времен императорской фамилии изумляли мир беспрецедентными решениями. Увы, современный инженер меньше знает о свойствах металлов, чем средневековый кузнец. Мир автоматизировался. Появились компьютеры, инженерные задачи начал решать 3D-принтер. Весь мир поделился на программистов и операторов принтеров. Параллельно с компьютерными технологиями начали развиваться средства производства с ЧПУ - числовым программным управлением. Раньше слесарь шестого разряда, вытачивая деталь, по звуку определял, когда нужно остановить станок. Теперь достаточно несколько раз коснуться пальцами клавиатуры. Нужда в высококвалифицированном дяде Васе отпала.

В мире наблюдается попытка замаскировать математические сложности, упростить для потребителя конечный контент. Какой смысл изобретать то, что уже наверняка где-то изобретено? Достаточно иметь правильную систему поиска, которая отыщет необходимое решение. Огромное количество инженеров сейчас решает задачи среднего уровня сложности. Но со временем необходимость в такой работе, считает Кулешов, отпадет.

Вы же помните советские фильмы с картинками индустриальных городов: промышленные кварталы, дымящие трубы, масса металлоконструкций. Парень приходил из армии и шел работать к отцу в бригаду на завод. Сейчас такого нет. Заводские цеха опустели. Сменился технологический уклад. Та же самая картина в Париже: цеха "Рено" и "Ситроена" безлюдны, всю работу делают роботы-манипуляторы, - сообщил академик.

Александр Кулешов считает, что учить студентов сегодня нужно не так и не тому. Образовательные программы в России давно устарели. Никакой практической ценности они не имеют. Во всех передовых индустриях (нефтегаз, аэрокосмос, композитные материалы и других) простых задач уже не осталось, а сложные требуют сложных методов. И в этой связи необходимо кардинально менять систему подготовки специалистов-инженеров, выводить ее на совершенно иной уровень.

В современные инженерные софты вложены сотни лет высококвалифицированного человеческого труда. И этими софтами владеют крупнейшие инженерные школы в США, Франции, Германии, Великобритании. Каков профессиональный трек для французского инженера? Школьник поначалу целых два года изучает только физику и математику. И лишь затем идет в инженерию и учится инженерным дисциплинам. Результат налицо: Франция, к примеру, обладает всем спектром высоких технологий во всех передовых индустриях. Несмотря на то, что численность населения Франции всего 66 млн человек. В России, как мы помним, 146 млн. Эффективность труда французских инженеров в том, что базовым образованием для них стали математика и физика.

В сочетании с прекрасной российской генетикой эти два предмета дадут великолепный результат, - выразил уверенность академик.

Сейчас ту роль, которую играла инженерная интуиция, играет математическое моделирование. Для сертификации самолета, например, нужно провести 10 млн вычислительных экспериментов по определению критических нагрузок. Сделать это путем натурных и вычислительных экспериментов нереально. На помощь пришло математическое моделирование с использованием уже накопленных данных, оно позволяет предсказать аэродинамические и другие свойства испытуемого объекта, сократив время испытаний в сотни раз.

Нужна революция в инженерном образовании, - резюмировал академик. - Революция, основанная на более глубоком изучении математики.

Необязательно тратить на создание инженерной школы усилия поколений. В СССР в 1928 году не было никакой инженерной школы. А в 1936 году она уже была. После 1917 года Зворыкины и Сикорские выехали за пределы России. Стало понятно, что инженеров нужно выписывать. И это было сделано. В США как раз начиналась великая депрессия. Инженеры, профессора ехали в СССР строить Днепрогэс, Магнитку и другие предприятия-гиганты. Довольно быстро в стране вновь сложилась мощная инженерия. Американцы до сих пор летают в космос на российских двигателях, которые были разработаны советскими инженерами в 50-е годы на кульманах при помощи логарифмических линеек. Да и Западная Сибирь, где был создан крупнейший в мире ТЭК, осваивалась при помощи отечественных технологий.

Почему Стэнфорд, Гарвард и Майти стали лучшими мировыми школами? Никому не известный Майти приобрел мировую славу потому, что отца кибернетики Норберта Винера нигде не брали на работу из-за его происхождения. Он уехал на побережье США и устроился в маленькую инженерную школу - Майти. Через несколько лет о ней узнали все.

Безусловно, есть белые пятна на темном фоне. Есть вузы, где готовят хороших инженеров, но это исключения из правила, считает гость. Накануне Александр Кулешов провел встречу со студентами и преподавателями Тюменского индустриального университета. И, по его словам, был приятно удивлен уровнем прозвучавших вопросов.

Знакомство с российскими университетами - это не просто контакты. Такие поездки академика по регионам продиктованы необходимостью переноса западных знаний и технологий на российскую почву. Что такое Сколковский институт науки и технологий? Это ответ на вызовы времени.

Наша задача - воспитывать научно-техническую элиту страны. Я думаю, что через пару лет мы приобретем соответствующую репутацию, - подчеркнул академик. - Нам удалось привлечь крупных западных профессоров, которые, мы надеемся, станут катализаторами этого процесса.

Академик также подчеркнул, что в настоящее время весомую роль в обретении необходимых инженерных компетенций играет знание английского языка. В прошлом веке языком инженеров был немецкий. Ныне языком общения инженеров всего мира является английский. Даже во Франции, где диктора на телевидении могут оштрафовать за применение англицизмов, английский язык - это элемент современной инженерной культуры.

С содокладами на "Губернаторских чтениях" выступили ректор Тюменского индустриального университета Олег Новоселов и проректор Тюменского государственного университета Евгений Голубев.

В Тюмени сегодня создан индустриальный университет - центр инженерной подготовки опорного региона России. Это 7 институтов, более 39 тысяч обучающихся, из которых 78% в системе высшего образования, - рассказал Олег Новоселов.

По его словам, в вузе сделана ставка на модульное практико-ориентированное обучение, к 2020 году доля программ в таком формате достигнет 80%. Прогноз потребности в кадрах и набор компетенций формулируют корпорации. Законченный результат научной деятельности, по видению руководства вуза, это нефтесервисные и инжиниринговые компании с собственным технологическим и кадровым наполнением. Научно-технические задачи вузу также ставят корпорации.

Евгений Голубев рассказал о концепции инженерного образования на примере совместного проекта ТИУ и ТюмГУ "Политехническая школа", студенты которой стараются применить фундаментальные знания физики и математики на реальных тюменских производствах, а также реализуя проект "Интеллектуальное месторождение". Обучение слушателей первого набора "Политехнической школы" успешно завершилось, 14 июля 20 выпускников получат дипломы об окончании учебного заведения. Их профессиональное будущее определено, поскольку процесс подготовки был максимально приближен к реальному производству и программа формировалась под конкретных заказчиков и с их непосредственным участием.

В обсуждении содокладов и выступления академика приняли участие депутаты, предприниматели, студенты, преподаватели, а также те, для кого готовят специалистов - представители производственных предприятий.

В нашем регионе многое делается для развития инженерного образования: созданы физматшкола, политехническая школа, Технопарк, опорный университет, - отметил в заключение заместитель губернатора Евгений Заболотный. - И эту мысль, что изучение математики жизненно необходимо, мы должны сегодня внедрять в сознание нашего общества.

Радослав ВАСИЛЬЕВ

Алекса́ндр Петро́вич Кулешо́в (род. 2 мая , Москва , РСФСР) - российский учёный-математик, доктор технических наук , специалист в области информационных технологий и математического моделирования. Академик РАН , ректор .

Биография

• Окончил механико-математический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова по специальности «Математика» в 1970 году .
• С по 1989 год - работал в НПО «Кибернетика» (Москва) на должностях инженера, старшего инженера, начальника отдела. С 1983 года занимал должность главного инженера, с 1984 года занимал должность первого заместителя директора Научно-тематического центра .
• В 1977 году защитил диссертацию кандидата технических наук.
• В 1987 году защитил диссертацию доктора технических наук.
• В 1989 году - присвоено звание профессора .
• С по 1992 год - работал в Международном центре по информатике и электронике (Москва) в должности первого заместителя генерального директора.
• С по 2001 год - член Совета директоров компаний «Бизнес-связь» (Москва) и «Укрсат» (Киев).
• С по 2006 год - директор Центра программных технологий РАН.
• C г. - генеральный директор, позднее советник в Международном научно-исследовательском институте проблем управления.
• C г. - директор , заведующий базовыми кафедрами в МФТИ . Также преподает в Высшей школе экономики .
• 29 мая 2008 года избран членом-корреспондентом РАН .
• 22 декабря 2011 года избран академиком РАН.
• 15 февраля 2016 года приступил к исполнению обязанностей ректора (президента)

Книги

• Мизин И. А., Богатырев В. А., Кулешов А. П. Современное состояние проблемы управления потоками в сетях пакетной коммутации. М.: Совет по кибернетике АН СССР, 1981. - 55 с.
• Мизин И. А., Богатырев В. А., Кулешов А. П. Сети коммутации пакетов. М.: Радио и связь, 1986. - 408 с.
• Мизин И. А., Аничкин С. А., Белов С. А., Бернштейн А. В., Кулешов А. П. Протоколы информационно-вычислительных сетей. М.: Радио и связь, 1990. - 504 с.

Напишите отзыв о статье "Кулешов, Александр Петрович (учёный)"

Примечания

Ссылки

• на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Кулешов, Александр Петрович (учёный)

– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили. И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu"il vous donne l"amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.

Как разрушить ведущие научные институты? Как ликвидировать национальную интеллигенцию? Есть ли польза от реформы Академии наук? Проблемы российской науки «Деньги» обсудили с Александром Кулешовым - академиком РАН, директором Института проблем передачи информации, одним из создателей комиссии общественного контроля в сфере науки.

Реформа РАН идет почти два года. С вашей точки зрения, в каком состоянии она находится сейчас? Что в происходящем не устраивает академическое сообщество?

В первое время все происходило как в известном анекдоте: пролетая мимо 18-го этажа, отбил эсэмэску, что пока все идет неплохо. Действительно, пару лет негатива не было. Я бы даже сказал, были элементы позитива. Хотя количество бумаг, безусловно, увеличилось, но жалобы на это я считаю не очень разумными, потому что в правильно организованном институте бюрократическими делами должны заниматься специально обученные люди, это не должно спускаться на уровень научных сотрудников. У нас, например, это абсолютно экранировано. У этих людей выросла нагрузка, кого-то пришлось дополнительно взять, но это не очень большая проблема. Зато Федеральное агентство научных организаций (ФАНО) отсудило у Москвы одно наше здание и, кажется, отобьет второе.

То есть вашему институту стало даже лучше?

Мы жили уже, можно сказать, на полном пределе, потому что надо было платить Москве за аренду здания, и плата каждый год повышалась. Это старая история: при передаче имущества в 1991 году несколько десятков зданий в пределах Садового кольца, включая наше, не были отписаны Академии наук. Неизвестно, по какой причине, но РАН в свое время запрещала нам судиться. В схожем положении довольно много академических институтов - я таких зданий знаю по крайней мере двадцать. Но сейчас произошел прецедент - думаю, дальше все пойдет автоматически. Мы просто были первыми, поскольку давно к этому готовились, и я сразу же обратился к руководителю ФАНО Михаилу Котюкову - все отсудили. Тут даже говорить нечего: управлять имуществом ФАНО, несомненно, умеет лучше, чем люди, которые этим занимались в РАН. В этом плане все шло довольно разумно.

А в чем ситуация стала меняться к худшему?

В последние месяцы появились проекты документов, принадлежащих Министерству образования и науки, ФАНО и, кстати, аппарату РАН (он ничем не лучше всех остальных), в которых присутствуют очень существенные угрозы. И угроза номер один заключается в том, что значительную часть и так урезаемого финансирования пытаются перевести на конкурсную основу. Для гвардейских институтов - как Институт теоретической физики имени Ландау, Математический институт имени Стеклова и наш институт, из которого вышли три филдсовских лауреата и еще один лауреат премии Абеля (в этом случае лавры мы разделяем с Институтом Ландау),- разделение фиксированного бюджетного финансирования на фиксированное и конкурсное абсолютно неприемлемо.

Но, собственно, почему?

Смотрите: вот я директор. У меня есть фиксированный бюджет и есть фиксированное количество людей. Никакого резерва у меня нет, на самом деле нет, и фиксированные деньги, которые институт получает, я должен отдать на зарплату. Естественно, институт получает гранты, контракты и так далее, но вот эта фиксированная часть теперь уменьшается, скажем, на 30%. Это значит, что я должен сделать? Я должен 30% людей уволить. Или - другой вариант - вызвать их к себе и сказать: «Слушай, напиши заявление на 0,7 ставки. Я тебе твои деньги все равно заплачу так или иначе, но заявление ты напиши». Как вы думаете, что мне ответит, к примеру, мой зам, который до 1 января был деканом математического факультета Колумбийского университета? Я думаю, он мне скажет: «Не нужно ничего, спасибо, я пошел».

У нас в институте нет ни одного человека, который бы не работал за рубежом. Если молодой парень хочет сделать здесь карьеру, он обязательно должен пройти стажировку за рубежом. Это мое требование. Полгода, год стажировки - минимум. Потому что российская наука со страшной скоростью провинциализируется, и, чтобы этот процесс остановить, необходимо общение. Невозможно просто читать статьи и считать, что ты находишься на мировом уровне. Общение нужно. Без этого все умрет.

Поэтому для ведущих институтов требование часть бюджетного финансирования перевести на конкурсную основу действительно катастрофа. Его выполнить нельзя. Единственное, что я смогу сделать в этой ситуации,- написать заявление об увольнении. Это совершенно объективно. Ничего другого.

Вы говорите только о ведущих институтах. Считаете, что тем, кто похуже, в этой ситуации будет проще?

Плохие институты, которых в Академии наук на самом деле достаточно много, наверное, останутся. Если человек знает, что не нужен он никому ни в какой загранице, а здесь ему платят мелкие деньги, то какая ему разница, будет у него полная ставка или 0,7? Для него это все равно как пенсия... Это решение приведет к разрушению именно лучшей части.

Да, гранты - это существенная часть организации научного труда. Но грантовое финансирование проявляется и должно проявляться не в размере ставки. А в том, что я могу набрать людей на эти гранты, купить новое оборудование, ездить на конференции и так далее. В этом смысле гранты - очень большое преимущество. У нас же, как всегда, берется западная система и имплементируются чисто внешние признаки. Так, как кажется, что она работает, а не как она устроена на самом деле.

Финансовыми проблемами угрозы не исчерпываются?

Вторая угроза - так называемая реструктуризация. Поймите меня правильно, я ни в коем случае не призываю сохранить Академию наук в том виде, в каком она была. Потому что, когда говорят, что мы до сих пор делаем атомную бомбу, это правда: структура академии соответствует структуре науки 1960-х годов. Но структурные преобразования всегда делаются под четко сформулированные государственные задачи, а не наоборот.

Невозможно производить преобразования, если не сформулирована их цель. А у нас государство не сформулировало цель, зачем это нужно. Ну не может быть у государства цели выйти на уровень 2,44% мирового уровня публикаций! Или цели сократить количество юридических лиц. Хотя их сейчас около 900. И я руководителей ФАНО отлично понимаю: как можно руководить такой толпой? Хорошо бы, чтобы их стало 100–150. Но кроме удобства руководителей ФАНО в чем смысл этого действия с государственной точки зрения?

Решили, например: а давайте мы все региональные организации объединим в региональные научные центры. В одном центре почвоведы, математики, лингвисты... Наша комиссия (общественного контроля в сфере науки.- «Деньги») посылала делегацию в Кабардино-Балкарию, в Нальчик. Там попытались слить пять или шесть институтов: прикладной математики и автоматизации, экологии, этнологии и так далее. Мелкие структуры.

Да, конечно, по формальным критериям институт прикладной математики в Нальчике не может конкурировать со Стекловкой или с нами. Но ребята там неглупые. Окончившие мехмат. Они возятся с местной молодежью, школьниками, студентами. Они выполняют огромную социальную функцию - как говорится, меньше джигитов в горы уйдет. Они формируют тот тончайший слой национальной интеллигенции, благодаря которому что-то еще удерживается. Да не лезьте вы в это!

Или решили: давайте сделаем федеральные научные центры. Ну вот пять уже сделали, сейчас сделают еще семь. А в чем смысл? Что, там какая-то синергия возникнет от того, что объединили три института, которые находятся в трех разных городах, между ними два-три часа лета? Единственное оправдание - что вроде бы бухгалтеров будет меньше. Но и это на самом деле ерунда, потому что никто не будет ездить из Самары в Москву только для того, чтоб подписать командировку.

На данном этапе это просто бессмыслица, бюрократические игры в песочнице. Но очень часто бессмыслица, к сожалению, вырождается во что-то по-настоящему злое - как из родинки появляется меланома. Я все веду к одному: сначала сформулируй цель, для которой тебе нужен тот или иной предмет или тот или иной инструмент, а потом уже под эту цель его оптимизируй.

А что делать, если делать не атомную бомбу?

Ну если XX век был веком физики, то XXI, видимо, век life science. Но если вы посмотрите на простой показатель - публикационную активность, вы увидите, что у нас по физике элементарных частиц 8,45% мировой публикационной активности, почти 6% по математике, 6% с лишним в ядерных технологиях. А по клинической медицине - ноль. По биологии - тоже не блестяще. И если мы сегодня решим перекинуть средства на life science за счет, например, физики, мы и физику угробим, и биологию не построим.

Знаете, когда Иран хотел сделать ядерную программу, с чего они начинали? С международных олимпиад. Вдруг иранцы начали получать призы на международных физических и математических олимпиадах. Это железный признак совершенно. А сейчас, вы знаете, китайцы бессменные чемпионы.

Начинать надо со школьников, с высшего образования. И через какое-то время образуется критическая масса, которая превращается в открытия, в технологии, в то, что полезно людям. Но невозможно сказать: давайте переведем 70% финансирования в life science - в науки о мозге, генетику, биологию, клиническую медицину. Нет, то есть деньги, конечно, освоят. Но они уйдут как вода в песок, потому что нет инфраструктуры, способной их принять. Ее нужно выращивать поколениями.

Это очень небыстрая история. Но как сейчас быть с теми 900 научными организациями, о которых вы говорите?

Мы предлагали в качестве первого шага провести оценку эффективности научных организаций. И принципиально все с нашим предложением были согласны. ФАНО создало рабочую группу с участием наших представителей, были сформированы документы, которыми экспертное сообщество было довольно. А потом эти документы отложили в сторону, пять месяцев прошло - ничего с места не сдвинулось, никакой оценки эффективности не происходит. Почему? Потому что в результате возникнет некое ранжирование - и у ФАНО будут связаны руки.

Вопросы были. Как быть, например, если провинциальные институты точно уступят московским или новосибирским? Но у нас было предложение: введите в качестве одного из критериев социальную значимость. Потому что понятно, что, какой бы ни был институт прикладной математики в Кабардино-Балкарии, его, наверное, не надо трогать. Есть документы, которые четко говорят, как провести эту оценку, которую нужно было сделать.

Любой здравомыслящий хозяин, придя в новую организацию, начинает с инвентаризации, чтобы понять, с чем он имеет дело. Но нет, никто ничего не проводит.

Предположим, инвентаризацию провели. Что дальше?

Выделить людей, лаборатории, коллективы, которые могут заниматься фундаментальной наукой на международном уровне, довольно просто. Есть корпус экспертов, которые могут проводить такую экспертизу, есть зарубежная диаспора, которая с удовольствием примет в этом участие. Это легко. Если человека принимают на международных конференциях, если он публикуется в хороших журналах, значит, он может работать на современном международном уровне, надо просто дать ему возможность это делать. Не надо вмешиваться, не надо ему объяснять, что это несвоевременно, это не нужно для страны. По одной причине: мы не знаем, что окажется нужным завтра.

В науке невозможно предвидеть, что будет востребовано. Работы Эвариста Галуа, которого в 20 лет убили на дуэли, 100 лет не были востребованы; его современники, великие математики, говорили, что это чушь. А через 100 лет поняли, что он заложил основы совершенно новой математики и что криптография, которую нужно было создать, вся есть в работах Галуа. В Высшей школе КГБ даже пословица была: «Кто не знает Галуя, тот не знает… ничего». Прошу прощения.

Или, скажем, в начале 1960-х годов сделали отделение структурной и прикладной лингвистики в МГУ. Ну занимались там люди каким-то машинным переводом, получалось вроде не очень, но на них смотрели так: да ладно, пусть копаются... А потом оказалось, что это самые охраняемые технологии современного мира. Потому что для того, чтобы содержать системы, которые отслеживают интернет-переписку и телефонные переговоры, нужно уметь делать семантический анализ.

Поэтому, что касается фундаментальной науки, главный принцип - дать людям заниматься тем, чем они хотят и могут заниматься. Нам очень важно удержать критическую массу. Даже если завтра где-нибудь в Нигерии родится, не знаю, Максим Концевич (французский академик, но все еще сотрудник ИППИ, лауреат Филдсовской премии), он там не задержится, уедет, потому что там нет критической массы, там не с кем разговаривать. У нас она еще есть, пусть и в минимальном объеме. Если мы ее разрушим - а мы сейчас на грани этого события,- потребуются многие поколения, чтобы ее воссоздать. Это вот первая часть - то, что касается фундаментальной науки.

Вторая часть, видимо, прикладная?

Вторая часть должна быть сформирована под воздействием государственных потребностей. Государство должно уметь формулировать задачи. Как они формулируются в США. У них была программа по геному. В 2013 году Обама объявил, что программа закончена и каждый вложенный в нее доллар принес экономике США $140. Открыли программу по картированию мозга. Думаю, через пять-шесть лет будут очевидные результаты. Они уже есть, причем первые результаты получили военные. Например, благодаря транскраниальной магнитной стимуляции им удалось в 2,5 раза быстрее готовить снайперов. Совершенно практический результат.

То есть американское государство формулирует направления. К примеру: мне нужны исследования мозга. Ты можешь этим не заниматься - твое дело, но, если ты будешь этим заниматься, получишь вот это и вот то. Такой подход срабатывает - не столько из-за денег, сколько потому, что ученые нуждаются в признании. Социальный статус - великий рычаг, при его правильном использовании многого можно добиться.

А у нас государство не формулирует, что ему нужно от науки. И главное, исчез приводной механизм для удовлетворения этих запросов. В Советском Союзе формулировали госзадания, назначали ответственных, выделяли ресурсы - не хочу сказать, что это был очень хороший механизм, но он существовал. Сейчас никакого механизма нет. А потребности у государства есть в огромном количестве. У нас перестают работать антибиотики. У нас ракеты падают. Самый старый спутник GPS работает 25 лет, а у нас спутники отстреливают и отстреливают, а они все выходят из строя и выходят - а почему? Устойчивость против радиации - это мультидисциплинарная задача, это задача государственная. А ее никто не может сформулировать. У нас государство не связывает факт того, что падают ракеты, и то, что наука плохо финансируется. Для него это некоррелированные факты. И мы не в состоянии доказать свою необходимость для нашего государства. Вот это действительно радикальная проблема.

НАДЕЖДА ПЕТРОВА

Новый ректор Сколтеха академик Александр Кулешов заявил в интервью сайт, что не собирается устраивать в университете революцию, но намерен по-своему расставить акценты - там, где в этом есть необходимость.

Известный математик, до недавнего времени возглавлявший Институт проблем передачи информации (ИППИ), считает, что в извечном споре о том, что надо давать студентам, знания или навыки, абсолютный приоритет за знаниями. На прямой вопрос, имеет ли смысл давать фундаментальные знания студентам Сколтеха, каждый из которых - выпускник какого-либо элитного вуза, Александр Кулешов отвечает утвердительно.«Учиться фундаментальным вещам нужно до тех пор, пока ты можешь учиться», - убежден ректор.

По мысли Александра Кулешова, инновации появляются там и тогда, где и когда инженеры работают в союзе с видными учеными. В этом смысле Сколтеху, по его мнению, не хватает компактного Центра передовых исследований, в рамках которого профессора-звезды зажигали бы «звездочки» лучших студентов.

Академик Александр Кулешов: "Если у тебя есть знания, навыки ты приобретаешь быстро". Фото сайт

У сколтеховских звезд есть и другая миссия. «Государство много дало Сколтеху, и мы должны это использовать не только для того, чтобы готовить какое-то малое количество элитных выпускников, а для того, чтобы распространять новую идеологию построения образовательного процесса», - считает академик Кулешов. Под его руководством Сколтех будет интенсифицировать сотрудничество с региональными вузами, начиная с ДВФУ во Владивостоке.

Ниже выдержки из интервью.

-Вы часто в своих публичных выступлениях повторяете слово «успех». Что оно значит для Вас? Что бы Вы считали успехом Сколтеха?

- Успех - это максимальная самореализация. Тебе от Господа, от генетики, от твоих родителей отпущены некоторые возможности. Самореализация - когда ты эти возможности, эти способности можешь максимальным образом направить на благо окружающих, на собственное благо.

Что такое успех в случае со Сколтехом, тоже абсолютно понятно. За последние 25 лет наше образование и в какой-то степени наука, безусловно, очень деградировали и даже в чем-то зашли в тупик. В 50-е - 60-е годы мы обладали лучшим в мире образованием; все хорошо помнят, что Эйзенхауэр в качестве одного из ответов на запуск Спутника объявил о перезапуске американской системы образования. И это был естественный ответ, потому что на образовании стоит все, включая и науку. Конечно, наука и образование неразрывно связаны, но образование первично. Правда, без науки не может быть образования.

В России нужно было создать что-то from scratch, начиная с «зеленого поля». Почему нельзя было взять Физтех или МГУ и создать Сколтех на базе уже существующего университета, у нас ведь до сих пор есть прекрасные университеты? Ровно по тем же причинам, по которым Петр не делал свою армию на базе стрелецких полков, а создавал потешные полки. Т.е. причина довольно очевидна - существуют некие пуповины, которые нас связывают с прошлым. Чем их меньше, тем больше вероятность успеха в том смысле, о котором я говорил.

-С какими идеями Вы пришли в Сколтех? Что в Сколтехе изменится, на чем будет сделан акцент?

Я сразу хочу сказать, что никаких революций совершенно точно не будет. Была проделана огромная работа, я считаю, что успешно завершен первый этап развития Сколтеха. Безусловно, как в любом деле есть определенные вопросы, есть какие-то неточности, надо что-то менять: это совершенно нормальный рабочий процесс. Это как в межконтинентальной ракете, когда отстреливается первая ступень, вторая ступень…

Начало было положено, несмотря на то, что было очень много критики, и эта критика Сколтеха была в значительной степени объективной. Я сам был не последний человек, который его в каких-то аспектах критиковал. Мы хотели взять американскую систему образования, приняв MIT за некий образец, и полностью перенести ее на российскую почву. Так, может быть, не стоит делать. Безусловно, нужно взять основные параметры, основные направления, основные базисные принципы, но переносить все на 100%, может быть, и не стоит. Но только на практике можно было понять, что не очень хорошо.

« Тренд в инженерной деятельности - она становится все более и более айтишной, если хотите, она все более и более математезируется»

Мне доводилось достаточно близко сталкиваться с главными университетами всех стран, и я никогда не мог сказать, что наша система образования абсолютно хуже некоторых в каждой точке.

Взять ту же физтеховскую систему, которая, безусловно, в конце 50-х - 60-х годах была лучшей в мире. Но вспомните, кто ее делал? Такие люди, как Ландау, Капица… Это были гении, гиганты, и они создали систему, которая была применима там и тогда. Это не означает, что ими было создано некое абсолютно общее решение, которое могло бы столь же успешно работать в Европе или в Америке. Но именно там и тогда оно было лучшим.

В чем суть физтеховской системы? Мы учим неким базовым вещам, а дальше люди работают с учеными очень высокого класса, и именно в процессе этой работы они получают остальные знания. Наша сегодняшняя система образования построена на недостатке средств. Лучшая система образования - это когда есть диалог, совместная работа учителя и ученика; в Древней Греции это прекрасно понимали. Но в силу того, что сейчас образование носит массовый характер, а мы живем не в Афинах и не в Коринфе, приходится идти на определенные потери. Когда я читаю лекции для пятисот человек, это еще не означает, что это хорошо - просто у нас нет другого выхода, мы должны вписываться в определенные регуляторные механизмы, определенные финансовые ограничения.

А физтеховская система как раз максимально быстро давала возможность учителю работать с учеником, если не как с равным, то как с человеком, которого не нужно учить азам. Это была самая быстрая и самая эффективная система доведения способных ребят до уровня серьезных ученых, серьезных разработчиков. Но это, повторяю, - там и тогда. Тогда существовала великая советская наука, была блестящая Академия наук, были очень сильные оборонные институты. Сейчас все это достаточно деградировало. Не потому, что система, придуманная советскими физиками, была плохой, а потому что изменилась среда. Поэтому нужны корректировки. Но еще раз повторяю: я совершенно не считаю, что нам нужно полностью взять то, что существует в MIT, Caltech или в Стэнфорде, и один к одному перенести на нашу почву. По многим причинам это действительно не получится.

Но базовые вещи, базовые принципы, конечно, нужно брать.

Минимальная конфигурация знаний

А вот один из базовых принципов, который мы потихонечку забыли с 60-х годов. Когда я учился на мехмате, ты подходил к доске объявлений - там висел список из 350-400 спецкурсов. И ты мог выбрать любой. И любой зачет или экзамен по этим курсам шел тебе, говоря сегодняшним языком, в кредит. То есть у студента была возможность выбирать. Это совершенно необходимо, но об этом как-то стали забывать. Процесс обучения становился все больше и больше регламентированным.

Западная, в частности, американская система очень сильно отличается тем, что там у студента в миллион раз больше свободы выбора. Но в этом есть и свой негатив. Если твой научный руководитель или ментор не очень хорош, или ты ему безразличен (что чаще всего происходит), то в этом случае, такая система играет, скорее, негативную роль. Я вот помню, что выбирал для сдачи экзамена устойчивость динамических систем: курс, считавшийся самым легким. Что поделать, мы все так устроены.

Если студент абсолютно самостоятельно делает выбор, мы попадаем в другую зону риска: студенты будут выходить из университета без стройной системы минимально необходимых знаний. В теории систем есть такой математический термин: «минимальная конфигурация». Это тот минимальный набор знаний и навыков (в основном знаний, конечно), который необходим, если ты хочешь стать специалистом в области фотоники или даже уже, в области анализа данных. Здесь как раз воля студента должна присутствовать минимально.

Ведь в чем задача университета? Это вечная дискуссия: что важнее - навыки или знания? В какой пропорции надо давать знания и в какой - навыки? У меня на этот счет ответ всегда был однозначным: нужно максимально учить знаниям и в минимальной степени - навыкам. Практика показывает, что человек, обладающий в большей степени знаниями и в меньшей степени - навыками, он другие навыки получает достаточно быстро, а вот в обратную сторону это, к сожалению, не происходит.

Есть такая очень странная вещь: люди учатся до 25 лет. Что бы по этому поводу ни говорили, серьезным, фундаментальным вещам люди учатся до 25 лет. У физиков есть пословица: если ты до 20 лет квантовую механику не понял, то никогда не поймешь. И это, к сожалению, правда.

Кроме того, в современном мире навыки, к сожалению или к счастью, очень быстро меняются. Сейчас срок нового технологического уклада - 5-7 лет. Поэтому я не большой приверженец серьезно учить каким-то навыкам. Навыки получат на работе. Конечно, какой-то минимальный объем нужен - да и то, я бы сказал, под давлением общественности, - но, на мой взгляд, он не должен быть особенно большим. Если у тебя есть знания, навыки ты приобретаешь быстро.

-Это не означает, что студентов Сколтеха уже поздно учить фундаментальным знаниям?

Ну почему, еще пару лет есть.

-Так ведь они уже приходят к вам с базовым университетским образованием??

С каким-то образованием. Да, лучше - хуже - с каким-то образованием.

-То есть Вы считаете, что даже людям с базовым образованием нужно давать базовые знания?

Я приведу пример. На базовой кафедре ИППИ в физтехе одно из направлений - подготовка инженеров в области беспроводных телекоммуникаций. Например, ИППИ делает для Huawei протоколы и системы кодирования для 5G. Мы берем студентов на пятом курсе, и мы вынуждены год читать им базовую математику, потому что иначе объяснить им, как устроены LTE, мы не можем. Мы вынуждены читать им функциональный анализ, случайные процессы - массу вещей абсолютно базовых, которые Физтех не успевает прочесть.

Важно то, что учиться фундаментальным вещам нужно до тех пор, пока ты можешь учиться.

«Пусть у тещи будет зять кривой»

- Три года назад Вы сказали в интервью Sk . ru , что Сколтех может повторить ошибку других элитных российских университетов: слишком хорошие выпускники, они не востребованы в России, но нужны в Америке и Европе. У Вас остается это опасение?

Опасение, конечно, остается. Но если продолжать это рассуждение, то мы придем к нонсенсу: ну что, давайте не готовить хороших студентов, будем готовить плохих? Есть такой джентльмен - Дмитрий Мариничев, омбудсмен по интернету; он в моем присутствии выступил и говорит: «А давайте не будем готовить айтишников, все равно они уезжают». В общем, назло теще глаз себе выбью, пусть у нее будет зять кривой.

« Есть такая очень странная вещь: люди учатся до 25 лет. Что бы по этому поводу ни говорили, серьезным, фундаментальным вещам люди учатся до 25 лет»

На самом деле страшно не то, что люди уезжают, страшно то, что они не возвращаются. А то, что они уезжают, это очень хорошо, это нормально. В ИППИ мы всегда очень приветствовали отъезд человека на стажировку на полгода, на год. Нельзя жить в изоляции. Сейчас наука действительно открыта, нужно понимать, где что находится. Нужно иметь связи, никакой интернет не заменит изустное общение.

-Работающая в Сколтехе Ирина Дежина недавно опубликовала сравнительное исследование о межсекторальной мобильности ученых . Россия названа наименее мобильной не только среди развитых стран, но даже и стран БРИКС.

- Это, несомненно, так. Я знаком с этой работой. Лично я не имею никакой статистики по этому поводу, но собственные наблюдения за многие десятки лет подсказывают: это действительно так, и это очень вредно.

Внутренняя мобильность высокопрофессиональных кадров относительно низка в нашей стране. Вот говорят: огромное преимущество России в том, что в ней существуют научные школы. Это действительно преимущество, но это и недостаток. Например, в Соединенных Штатах человек, переехавший из одного университета в другой, - это абсолютно нормально. Более того, если человек работает долго на одном месте, - это редчайший случай. И вот как пчелки, которые перелетают с цветка на цветок, переопыляя их, передвигаются специалисты из одного университета в другой. Они способствуют тому, что уровень образования, научных исследований, и самое главное - подхода к организации этого процесса - более или менее одинаков. Это не значит, что в Гарварде и в Стэнфорде все одинаково, но базовые принципы схожие.

Мы прекрасно понимаем, что у нас есть какие-то объективные, в том числе, ментальные причины, сдерживающие нашу мобильность. Надо как-то с этим справляться. Надо начинать.

В качестве примера того, как это можно делать, хочу заметить, что Сколтех недавно подписал соглашение с ДВФУ. Через пару недель туда едут три наших лучших профессора: Константин Северинов, Филипп Хайтович и Егор Базыкин. Они едут, чтобы для начала понять уровень студентов, а потом в сентябре прочесть интенсивный курс лекций. Это вещь крайне полезная, в том числе, для нас. Нам ведь тоже студенты нужны.

Если раньше Москва как пылесос забирала всех лучших, то сейчас это вовсе не так, надо смотреть периферию. В Москве занятие наукой потеряло престиж драматически, в провинции с этим все-таки получше. Надо расфокусировать, перестать смотреть только на Москву, Петербург и Новосибирск, и мы в этом направлении уже предпринимаем определенные усилия. Есть какие-то связи с Уфой, с тем же Дальним Востоком, с Красноярском, Новосибирском, с Петербургом, естественно, в частности, с академическим университетом Жореса Алферова и т.д. Кстати, девиз Жореса Ивановича Алферова, который всегда говорит, что «Сколково» - это не территория, а идеология», - в нем большая правда есть. Государство много дало Сколтеху, и мы должны это использовать не только для того, чтобы готовить какое-то малое количество элитных выпускников, а для того, чтобы распространять новую идеологию построения образовательного процесса.

Это очень важно. И для этого нам нельзя сидеть здесь в четырех стенах. Нам надо привлекать людей сюда, нам надо самим ездить - это очень важная часть нашей работы.

-В упомянутом исследовании ученый определяется как «предприниматель в экономике знаний»? Вы согласны с таким определением? Это то, что готовит Сколтех?

Процентов на девяносто. На самом деле в Сколтехе упущена некоторая вещь, я считаю, но у нас есть еще возможность это поправить.

Знаете, сколько математиков в год оканчивает MIT? Сто. Много это или мало? В Caltech примерно столько же. Если взять два десятка лучших американских университетов, будет та же самая картина. Во Франции Нормаль Сюп оканчивают 50 математиков. А у нас на мехмате - 450 математиков. Это было нормально, когда была огромная страна. Сейчас это, по-видимому, избыточно. Но очень важно, что инженерная школа обязательно должна жить рядом с научной.

« В какой пропорции надо давать знания и в какой - навыки? У меня на этот счет ответ всегда был однозначным: нужно максимально учить знаниям и в минимальной степени - навыкам»

Я всегда говорю, что MIT начался с того, как в него пришел Норберт Винер, великий ученый, а до этого MIT сто лет был мелкой инженерной школой на Востоке США. Инженеры обязательно должны жить рядом с учеными. Только в этом союзе появляется нечто новое.

Союз ученых и инженеров

Все наши крупные проекты, которыми мы до сих пор гордимся - атомный, космический и т.д. - они были удачными, потому что вместе работали инженеры и ученые. А вот третий проект, о котором мало говорят, потому что он закончился нулем, - электроника, электронно-вычислительная техника. Советский Союз обломался на том, что не смог создать 386-й процессор. Почему? В атомном проекте и в ракетном проекте в основе были ученые, люди, понимавшие, как это надо делать правильно. Они, например, понимали, что невозможно делать что-то, не создавая с такой же скоростью параллельно инструменты измерения. Если ты не умеешь мерить то, что ты делаешь, - считай, ты ничего не делаешь.

А вот электроникой у нас занимались инженеры - без ученых. И получилось то, что получилось. В Intel и IBM не так. Сейчас дико об этом говорить, но в IBM в Нью-Йорке до недавнего времени существовал большой научно-исследовательский центр, работавший точно по правилам советской Академии наук. Нанимали математиков очень хорошего класса; один присутственный день. Все, что от них требовалось, - определенное количество статей. Это был классический академический институт Советского Союза. Сейчас это не так, сейчас все сильно изменилось. Бизнес перестал вкладываться в фундаментальную науку. Прошли времена существования ideas factory, когда изобретали транзисторы и множество других полезных для человечества вещей.

Но и сегодня союз ученых и инженеров - единственно правильное основание для любого здания. Сейчас это происходит в биологии (там, правда, не инженеры, но люди, занимающиеся более практической деятельностью, работают вместе с учеными). Только такой союз может оказаться успешным.

Чего нам не хватает в Сколтехе? Того, что обычно называют Центром advanced studies. Небольшое количество людей, которые действительно являются первоклассными, настоящими звездами, - и которые около себя воспитывают небольшое количество «звездочек». Это придает определенный аромат, определенный benchmarking для всего университета в целом. Это очень важная компонента, ее нужно дотянуть.

Питч в ледяной проруби

-В Wall Street Journal на днях опубликована статья о кризисе в Кремниевой долине, где венчурные фонды отказываются инвестировать в технологические стартапы. В кризисе, утверждает газета, оказалась сама модель Кремниевой долины, которая строилась на формуле: «работай много, получи венчурный капитал, стань богатым». Сколтех, который готовит исследователей-предпринимателей, как-то отслеживает конъюнктуру рынка?

В биржевой терминологии есть понятие - коррекция рынка. Я этих коррекций рынка в той же самой Силиконовой долине видел, как минимум, четыре-пять. Это довольно естественный процесс. Сначала период завышенных ожиданий, когда вкладывается зачастую больше ресурсов, чем нужно, потом провал, потому что ожидания не оправдываются, и потом потихоньку выход на то естественное плато, которое характерно для данной технологии. Сейчас происходит то же самое. Здесь нет никакой трагедии.

Помню, я попал в Силиконовую долину в 2002 году в момент, когда рестораны стояли пустые, и молодежь говорила: все кончено, все ужасно, все закрывается.

Конъюнктура рынка - это временные колебания. Надо смотреть на конъюнктуру рынка в долгосрочной перспективе. Мы все-таки готовим специалистов, которые, предполагается, будут специалистами 10, 20 лет. А если взять период последний трех десятилетий, то нужда в айтишниках, а мы о них говорим, монотонно растет - интегрально монотонно. В подготовке кадров мы не можем учитывать годичные-двухгодичные колебания, это нигде в мире не учитывается.

Но мы понимаем тренды. Например, тренд в инженерной деятельности - она становится все более и более айтишной, если хотите, она все более и более математезируется.

В мире работает 70 миллионов инженеров-конструкторов, которые должны так или иначе уметь работать с некими софтами. Но оказывается, что полным набором того, что сейчас мир может предоставить, способен пользоваться всего 1% инженеров. Остальные 99% этим пользоваться не могут. И вот пятнадцать лет надеялись, что с этим что-то можно поделать, доучивать инженеров на каких-то курсах. Прошли годы, и видно: нет, так мы инженеров не натренируем. Оказывается, что средний инженер просто не в состоянии, часто интеллектуально, по своему образованию справиться с этой задачей.

И сейчас ищутся другие пути. Это в инженерном софте называется democratization: как из сложных инструментов сделать более простые для использования. Вот это долгосрочные тренды. Почему они долгосрочные? Потому что технологическая революция происходит каждые пять-шесть лет, а размер поколения - 25 лет. Биология работает, но на более длинных интервалах, и это надо учитывать.

-В Финляндии, в Оулу прошел финал международного конкурса стартапов. По условиям, участники должны были произнести 2-минутный питч в проруби при температуре 0 градусов. Главный приз - 10 тысяч евро. Как, по-Вашему, многие из студентов Сколтеха готовы были бы залезть в прорубь ради 10 тысяч евро?

Даже затрудняюсь сказать, но мысль интересная. Можно попробовать.

-А Вы бы хотели, чтобы их было много или мало?

- Насчет проруби, не знаю. А вот питч - один из важных элементов подготовки студентов Сколтеха. Если ты не в состоянии за две минуты рассказать, что ты хочешь, и заинтересовать человека, который теоретически может этим заинтересоваться, то тебе лучше этим вопросом не заниматься. Но эти необходимые навыки приобретаются очень сложно. Этому надо учить.

Mungalov Dmitry and 2 others like this" data-format="people who like this" data-configuration="Format=%3Ca%20class%3D%27who-likes%27%3Epeople%20who%20like%20this%3C%2Fa%3E" >